"Terra Teutonica 1360-1425"

Одним из крупнейших событий кампании 1514 г., наряду с падением Смоленска, стала битва под Оршей между польско-литовскими и русскими войсками. Однако приходится констатировать: не существует труда, в котором бы взвешенно, с использованием современных методов исторических исследований проводился анализ одной из главных битв этой кампании. Во многом сражение оказалось мифологизировано.

Традиционная версия событий о грандиозном разгроме восьмидесятитысячной армии московитов почти в три раза меньшими силами великого князя Литовского была изложена в классических трудах Н.М.Карамзина,[1] Н.С. Арцыбашева[2] и С.М. Соловьева[3]. Вслед за ними и другие историки в своих трудах пересказали официальную польско-литовскую версию событий. Практически в своём первозданном виде этот рассказ об Оршанской битве прочно вошёл в историографию[4]. И в целом нельзя сказать, что за последние годы что-либо изменилось. В литературе по-прежнему господствуют штампы и аксиоматические утверждения. Из работы в работу кочуют пересказы о грандиозной победе над восьмьюдесятью тысячами «московитов», хотя все они основаны исключительно на нарративных свидетельствах с явными пропагандистскими сюжетами. С конца 1514г. такие утверждения в более-менее неизменной форме просуществовали вплоть до начала XXI в.
В некоторых новейших работах дискуссия о значении Оршанской битвы часто идёт с идеологических и политических позиций. Это напоминает скорее эмоциональные выпады, нежели исторические исследования. Одна крайность – это когда в угоду какой-либо политической конъюнктуры преувеличиваются и превозносятся итоги сражения[5]; другая крайность – стремление представить кампанию 1514 г. как братоубийственную войну, в которой главным поджигателями которой являлись Ватикан и Польская Корона[6]. Подобные идеологические баталии, метания от крайности в крайность, только служат во вред исторической науке, призванной изучать прошлое с опорой на принципы историзма.
Как правило, в большинстве работ ситуация с подбором и критикой источников плачевна. Часто историкине озадачивались проблемой их достоверности, цитируя и пересказывая порой даже пропагандистские сведения без всяких оговорок. Скудность источниковой базы невольно ведёт к простому изложению традиционных версий, которые со временем приобретают характер аксиоматических утверждений. Даже в тех работах, в которых ставились под сомнение соотношение и численность сторон, а также масштабы политических последствий битвы[7], проблемы критики исторических источников затрагиваются лишь вскользь.
Таким образом, наряду со скудной источниковой базой выявляется еще она проблема –отсутствие адекватных методик изучения.
В последнее время наметились новые подходы в исследованиях, которые основаны как на анализе всей источниковой базы, так и на принципах «военной логистики» и критического пересмотра традиционных схем. Применение новых методик к изучению военно-исторических аспектов неизбежно приводит к кардинальному пересмотру существующих историографических парадигм. Изложенные в предлагаемой работе наблюдения являются частью общей работы над изучением Оршанской битвы[8].
Прежде всего, необходимо выделить круг письменных памятников. Корпус западноевропейских источников достаточно объёмен, но нельзя сказать, что в нем достаточно информации для реконструкции Оршанской битвы. Отрывочность сведений, противоречивость, умышленно искаженная информация – все это особенно характерно для нарративного материала польско-литовского происхождения. Помимо того, что в данных источниках нашли своё отражение большей частью субъективные интересы победивших, руководствовавшихся пропагандистскими целями, эта информация могла быть ложной, что также следует учитывать.
О войне с «московитами» поведали почти все польские хронисты XVI в., среди которых особо следует выделить хроники И.Деция[9], Б.Ваповского[10], М.Бельского[11], М.Стрыйковского[12], С.Сарницкого[13] и др. В 1514-1515 гг в Кракове было издано более десяти панегирических сочинений, прославлявших победу над московитами. Мотивы «оршанского триумфа» в ягеллонской пропаганде рассмотрены работах польских и литовских историков[14].
Другой корпус источников - собрание дипломатических документов «ActaTomiciana», содержащих реляции, переписку, инструкции и т.д. - дошел до наших дней благодаря труду секретаря королевы Боны Станислава Гурского. Он в 1525-1535 гг работал в канцелярии коронного подканцлера епископа Петра Томицкого и собирал материалы, часть из которых относились к «оршанскому триумфу». Гурский оставил подробное описание сражения под Оршей, в основу которого легла официальная трактовка битвы, вышедшая из королевской канцелярии[15].
В сочинении Станислава Гурского приводится общая численность в «30 000 конницы и 3000 пехоты» («cujusnonampliusXXXmiliaequitum, peditumtriamiliafuere»)[16]. Именно эта цифра и использовалась впоследствии в традиционной историографии. Но в других источниках можно встретить другие цифры: 35 000, 30 000, 25 000, 16 000[17]. По словам Станислава Сарницкого Сигизмунд Казимирович послал 2000 «поляков добрых збройных, Литвы 12000, пехоты 3000», т.е. всего 17000 воинов[18]. В одном источники едины – литовское войско было значительно усилено «поляками и иностранными воинами». Таким образом, хронистами XVI в. размеры королевской армии были определены в рамках 16000-35000 человек. Наличие такого разброса оценок указывает на серьезную проблему в исследовании.
В наименьшей степени тенденциозное изложение характерно для источников документального характера. Источником первостепенного значения в данном вопросе являются акты Литовской метрики. По форме и содержанию они разнообразны и содержат отрывочные сведения о моментах военной кампании 1514 г. (в том числе постановления сеймов, наём жолнеров, предварительные списки, реестры и т.д.). Особую ценность представляют «мобилизационные документы» - акты 1514 г. по обороне земской в составе неопубликованной 7-й книги записей Литовской метрики[19]. Отдельные выписки из этой книги публиковались в трудах М.К.Любавского, М.В.Довнар-Запольского, Е.И. Кашпровского, Н.А. Максимейко[20].
Несколько сохранившихся в Отделе рукописей РНБ актов из Радзивилловского архива, относящиеся к рассматриваемой теме, опубликовал М.М.Кром[21]. В частности, следует отметить реестры за июнь-июль 1514 г, показывающие один из этапов сбора посполитого рушения.
На основании обозначенных источников можно попытаться выделить отдельные воинские континенты и выявить, наконец, примерную, подчеркну, численность армии, выставленную ВКЛ в сентябре 1514г.
1.Наёмные войска ВКЛ в битве под Оршей
Мобилизация в ВКЛ практически всегда проводилась одновременно с призывом наёмников, однако последних не могло быть много. Наёмников-жолнеров (söldner) ценили не за количество, а за качество, за свой профессионализм и стойкость на поле боя. Наёмные войска являлись важным элементом вооруженных сил ВКЛ и несли военную службу за фиксированную плату. Наёмники были неплохо экипированы и отличались хорошей боеготовностью. Основными конными и пешими подразделениями являлись роты, во главе которых стояли ротмистры. Юридическим документом найма служили вербовочные листы (т.н. «litteraeservitiimilitaris»), фиксирующие условия службы, размер жалования, цены на продукты и фураж.
В работах историков можно встретить различные суждения о присутствии «солдат удачи» в войсках ВКЛ – от 4000 (З.Войцеховский, К.Гурский)[22] до 17 000 (З.Жигульский-мл, Ю.Бохан) [23].
Но указанные цифры вызывают большие сомнения. Дело в том, что сохранилось несколько документов в Литовской Метрике и томицианских бумагах, по которым можно подсчитать наёмный контингент.
Важнейшим свидетельством численности наёмных войск являются решения сеймов. На литовско-русских сеймах решались все вопросы, вызванные внешней угрозой, устанавливались размеры повинностей, определялись налоги на наёмные войска. Во второй половине 1513 г., на совещании с панами-радой в Мельнике и Вильне планировалось нанять огромный контингент - 10 000 польской конницы и 2000 пехоты[24]. Но к марту 1514 г., вследствие неудовлетворительного состояния казны, было решено снизить число наёмников до 7000 солдат. Именно эта цифра – «septenmilliahominum» - фигурирует в послании Сигизмунда на Петроковский сейм («adConveniumgeneralemPiotrkoviensem»)[25]. На уплату жалования наёмникам вводился налог, названный в документах «поголовщиной» или «серебщиной» (грош с крестьянина, с панов – два гроша, с урядника – злотый)[26]. В апреле того же года соответствующее распоряжение о наёмниках было послано Сигизмундом в Польшу. Указанное число – 7000 жолнеров - представляет собой «верхний» возможный предел численности наёмников в походе 1514 г. Почти во всех случаях воинов нанимали в меньшем, чем было запланировано, количестве. К 10 ноября на совещании с панами – радой было решено созвать в Вильне вальный сейм и выделить денежные средства для войны[27].
Угрожавшая Великому княжеству Литовскому опасность заставила обратиться за военной помощью к Королевству Польскому. В марте 1514 г. к коронной раде было отправлено посольство Александра Ходкевича и каноника Стефана Щепана, через которое обещалось закрепить союзом все прежние «списы» относительно подтверждения унии в случае оказания военной помощи. Интересно, что польская рада, по замечанию М.В.Довнар-Запольского, в ответах говорила «о помощи против врагов королю, но не собственно Литве, оттеняя тем персональность унии…»[28]. Коронные сенаторы объявили, что у них на службу принято больше воинов, чем необходимо для военных нужд. На помощь королю обещали придти также на помощь рыцари-добровольцы «на свои пенези». Что касается унии, то дело не пошло дальше предварительных переговоров.
Итак, сколько же наёмников участвовало в битве?
Известный польский историк начала XX в. К.Гурский отмечал, что в 1514 г. нанятые в Королевстве Польском 9 кавалерийских и 10 пехотных рот включали по 200 воинов, 2 пехотные роты были по 100, а рота гетмана Яна Сверчовского - 230 воинов[29]. Основанием для такого утверждения послужил список ротмистрам, которых хотели нанять к 20 мая в Берестье, посланный в Польскую Корону 10 апреля – так называемый «RotmagistricontraMoscosconscript»:[30]
Таблица 1.

Swirczewski equites
Spergalldt pedites
Janussius Swirczewski
Capitaneus Lukoviensis
Iskrziczki
Humborgk
Joannes Boranhinski
Alter Borathinski
Chrczonowski
Vgiesdzki
Doluski
Secignewski
Cetrzicz
Daumbrowski
230
200
200
200
200
200
200
200
200
200
100
100
Starecz pedites 200 equos V
Boboleczki 200 equites III
Iskra 200 - IIII
Kulhani 200 - III
Kanya 200 - III
Suchodolski 200 - III
Zebridowski 200 - III
Ziwott 200 - III
Czistowski 200 - III
Pripieski 200 - III



Всего 2263 конных и 2000 пеших воинов.
Но как видно из самого содержания посланий, это был только проект найма – в списке ротмистров упоминаются те, которых желали видеть на службе кустановленному сроку. Это отнюдь не означает, что указанные роты были наняты.
Сохранились «записи о роздаче подскарбием платы ротмистрам за наем служебных людей» от 29 апреля 1514 г., позволяющие уточнить количество наёмников[31]. Записи несколько отличаются от предварительного списка рот от 10 апреля. Подскарбий дворный Великого княжества Литовского выплачивал жалование польским наёмникам, которые через 4 месяца окажутся на Оршанском поле:
Таблица 2.
Наёмная кавалерия
Ротмистр
«Коней» в роте
Выплачено злотых
Примечания
Я.Свирщовский
30
300

староста Луковский
200
400
Еще 400 зл. выплачено ранее в Литве
Слижицкий
200
800

Гунбурк (Гомборк)
200
800

А.Буратиньский
200
800

Я.Буратинский
200
800

Н.Хрещоновский
200
800

С.Гинк (Цинк)
200
800

Долузский
200
800

Сецикновский
200
800

Цетрыц
100
400

Лущовский
100
400
Дано «на месце Дубровского»
Итого
2030
8300


Таблица 3
Наёмная пехота
Ротмистр
Драбов в роте
Выплачено злотых
Примечания
Бабалецкий
200
400(?)
Ранее выплачено в Вильне. Ок. 12 зл. выплачено также за 3 «коня»
Шторце
200
400 (?)
«на двесте драбов и на пять коней властных тут ничего не дано, бо у Вильны все взял»
Искра
200
400
«взял у Вильни по одному золотому, а т[ут] взял по другому, а на пять коней дано ему у Вильни»
Шымка Кулгавый (Kulhani)
200
400
«а на тры кони взял по чотыры золотых»
Суходольский
200
400
«а на тры кони взял по чотыры золотых»
Зебрыдовский
200
400
«а на тры кони взял по чотыры золотых»
Сивоха
200
400
«а на тры кони взял по чотыры золотых»
Чистовский
200
400
« на (тры?) кони взял по чотыры золотых»
Е.Пятровский
200
400
«а на тры кони взял по чотыры золотых»
Переменьский
200
400
«а на тры кони взял по чотыры золотых»
Итого:
2000
4000(?)
За 33 «коня» уплачено 132(?) зл.
Всего: 2063 конных, 2000 пеших.
Командир главной роты «Януш Свирщовский», указанный в записи – это сам Януш Сверчовский (Свирчевский), гетман надворный Короны Польской, староста Теребольский и Ропчицкий, нанятый по решению сейма. Он руководил не только своей ротой и наёмной кавалерией, но и осуществлял общее руководство всем польским контингентом. Списки 10 и 29 апреля отличаются не существенно. На смотре рота Сверчовского состояла не из 230, а всего из 30 воинов, однако жалование каждого кавалериста из гетманской роты превосходило жалование остальных в 2,5 раза (10 злотых против 4!). Поменялись и некоторые ротмистры. Вместо конных рот Угидского, Дамбровского и пеших рот Каньи и Припиского перечисляются подразделения Гинка, Лущовского, Суходольского и Переменского.
Пехота, получившая жалование, в скором времени выдвинулась к Орше, и уже в конце мая имела столкновения с русскими отрядами, действующими в этом районе[32].
Существует еще один документ, на который следует обратить внимание – письмо коронному скарбнику Андрею Костелецкому от 20 мая, из которого следует, что литовское казначейство обзавелось дополнительными финансовыми средствами. Великий князь литовский послал листы и деньги ротмистрам. В списке 8 рот конницы и 5 рот пехоты (1600 конницы и 1000 пехоты), среди которых были:
Таблица 4

Equites
Pedites
Gasper Maczyeyowski
Nicolaus Gnoyenski
Kozmirowski
Dambrowski
Vyelzynski
Gisiczki
Glambowski
Russyeczki
200
300
200
200
200
200
200
100
Krzikawski
Borunieczki
Bistrzegiewski Oczko
Rapata
Bernard
200
200
200
200
200


В списке новых ротмистров фигурируют лица, имеющие значительный боевой опыт. К примеру, неоднократно ВКЛ пользовалось услугами ротмистра Рапаты. В реестрах пеших рот, стоящих гарнизонами в крепостях еще с 1503 г., мы встречаем его имя: он командует 171 пехотинцами и 4 кавалеристами и за службу его рота получает 350 флоринов.[33] В приведенном списке наёмников (приложен к письму Сигизмунда I) в качестве ротмистра снова фигурирует пан Дамбровский (Daumbrowski в тексте от 10 апреля, Dambrowski – от 20 мая, в литовском реестре от 29 мая – «Дубровский»): его хотели нанять еще 10 апреля; он же должен был прибыть со своими людьми за жалованием 29 апреля, но «на месце Дубровского» деньги получил ротмистр Лущовский, предъявивший на смотр своих 200 ч.
Новый отряд наёмников из 2600 ч. должен был подойти к Берестье («inBrzeszcze») ко дню св.ап. Петра и Павла («profestoS.PetrietPauli»), т.е. 29 июня[34]. Так как в распоряжении прописывался маршрут следования сформированного отряда, то можно почти безошибочно утверждать, что наем был осуществлен, ротмистры предъявили заявленное количество воинов, и наёмники выдвинулись на соединение с главными силами. Со слов епископа Петра Томицкого, король приказал тем, кто уже прибыл в Берестье, двинуться к Минску, куда, согласно оговоренным срокам (т.е. день св. Иоанна Крестителя – «profestoS.JoannisBaptiste»), должно было подойти и посполитое рушение[35].
Для всех наёмников 26 мая были установлены цены на продовольствие продовольствия по пути следования к месту службы («как мають служебныи пожывенье куповать, идучи дорогою»): за вола 40, за яловицу 20, за вепря 15, за барана 6 грошей, за три курицы 1 грош, за пару гусей 1 грош, за копу жита старого 6 грошей, нового – 3 гроша, за копу овса 3, за бочку овса 5, за бочку жита 8 грошей, «а силою не брать и не халупить»[36].
Получается, что общее число наёмников (6663 ч.) почти сходится с количеством, оговоренном на сейме в феврале-марте 1514 г. (7000 ч.), выставленных на собранную «поголовщину»[37]. Конечно, вряд ли роты на войне были в полной штатной численности (в 200 и 100 ч.). Но сколько воинов было выставлено по факту, мы не знаем.
При этом далеко не все, кого призвали и наняли, оказались в Минске к началу июля. Сохранились письма Петра Томицкого, в которых указывается на медлительность объединенных вооруженных сил. Смотр показал, что многие наёмники остались в Берестье. 6 июля король был вынужден был поторопить отставших письмом – «Наёмникам в Берестье» («StipendiariisinBrzeszcie»). Польским ротмистрам Н.Кржоновскому, Яну и Андрею Боратинскому со своими ротами предписывалось срочно быть в Минске[38]. Отставшие наёмники позже присоединились к королю, а один из упомянутых командиров, Ян Боратинский, участвовал в разгроме передового отряда русских в конце августа[39].
При обращении к опыту набора 1530-1560-х гг, то можем убедиться, что в численности нанятых конных и пеших рот нет ничего удивительного.
Так, в 1507-1508 гг Сигизмунд содержал для войны всего 5000 наёмников под командованием П.Фирлея, сандомирского воеводича.[40] В дальнейшем почти ежегодно на южные границы княжества направлялись по 2000-3000 ч. профессиональных воинов.
Великое княжество Литовское, в силу особенностей экономического развития, не могла обеспечить свои вооруженные силы большим количеством наёмных частей даже в трудное для страны время. Постановление сейма в ноябре 1513 г. о 7000 наёмниках и последующие списки и «вербовочные листы» позволяют считать рассуждения в литературе о присутствии 17000 «наёмного контингента» в оршанской кампании неверными в корне.
2. Добровольцы Королевства Польского.
Содобрения сената Королевства Польского в помощь ВКЛ предполагалось сформировать отряд из воинов, которые не были нужны для охраны Польши, а также из тех, кто снаряжался на деньги королевского двора и знатными вельможами добровольно. По мнению некоторых исследователей (З.Жигульский-мл., П.Дрозд, Г.Лесмайтис) таких воинов было около 3000.[41]
Польские источники упоминают «на войне московской гуф знатный и благородный», который состоял из представителей как великопольских, так и малопольских родов. Если сопоставить все сведения, то можно определить следующих участников военной кампании: Ян Пилецкий, Николай Вольский, Мышковские, Остророги, Зарембовские, Чарнковские, Слупецкие[42]. Привели также свои хоругви Пётр и Станислав Кмиты, Ян, Пётр и Мартин Зборовские[43], Ян и Станислав Тенчинские[44].
Всего известны фамилии 10 представителей польских родов, пришедших на войну со своими отрядами. Например, в Радзивилловском архиве имеется указание, например, на отряд сохачевского старосты Николая Вольского (до 126 «коней»). Хотя возможно, что она, а также рота «рацей» в 94 «коня» входила в состав почта старосты гродненского Юрия Радзивилла[45]. Магнаты ВКЛ часто выводили на войну свои дворовые («уласные») почты, которые содержали за свой счет.
Хоругви, выставленные польскими дворянами, могли насчитывать от 60 до 500 коней, в их составе находились гусары (husarze), стрелки (strzelcy), и копейщики (kopijnicy)[46]. На наш взгляд, следует согласиться с присутствием не более 2000 польских «добровольцев» в битве, как это отмечено в рукописи С.Сарницкого.
3. Надворная хоругвь Войцеха Самполинского. Еще в 1500 г. в надворную хоругвь из Польши, Моравии и Силезии было нанято 460 «служебных». А в 1503 г. она состояла уже из 788 коней и 263 пехотинцев[47].
Но мы не располагаем точными данными относительно численности «придворной когорты» в битве под Оршей. По Томицианским бумагам известно, что «над придворной когортой начальствовал Альберт Самполинский»[48]. Самполинский назван в тексте латинским вариантом имени Войцех[49]. О В.Самполинском говорят также М.Бельский, М.Стрыйковский и другие хронисты. От периода подготовки к военной кампании 1514 г. сохранились сведения о снаряжении отряда из 500 «придворных дворян», которым было выплачено фиксированное вознаграждение в размере 3 злотых (1 коп и 12 грошей) за каждого снаряженного «коня» (это на 1 зл. меньше, чем наёмникам). Примерно такая же сумма выплачивалась во времена короля Александра иностранцам, служившим в надворной хоругви[50]. Таким образом, максимальное число «служебных» в отряде королевской стражи могло достигать 500 всадников.
4. Оборона земская ВКЛ
Основу вооруженных сил ВКЛ составляло посполитое рушение (оборона земская), созываемое накануне кампании. Каждый землевладелец, имеющий земельный надел, обязан был нести военную повинность. Но подсчитать количество солдат Великого княжества Литовского, принимавших участие в битве крайне сложно. Повествовательные источники называют цифры от 12000 (С.Сарницкий) до 16 000 ч. (И.Деций, М.Стрыйковский).
При подсчете необходимо учитывать ряд моментов: 1) мобилизационные нормы к 1514 г., 2) акты канцелярии Сигизмунда Казимировича о созыве посполитого рушения, 3) темпы сборов войска и, наконец, 4) военные мероприятия накануне выступления к Орше.
Предлагаемая методика подсчета численности литовской армии основана на поэтапном анализе этих четырех факторов: выявить, какие области затрагивала окружная грамота о созыве посполитого рушения; обозначить максимальный предел войска, так называемую «рамочную численность» с этих областей; определить отдельные моменты и этапы, касающихся темпов сборов; подсчитать примерное количество воинов ВКЛ.
Попытка урегулировать военную службу с земских имений на общих основаниях была предпринята еще в 1502 г., когда на сейме в Новгородке с панами-радами и прелатами великий князь Александр установил норму – 1 ратник «в зброе, на коне и с древцом» с 10 служб (т.е. с 20-30 крестьянских дворов). Подобная модель была прописана Сигизмундом Старым для Виленского сейма 1511 г., однако по ней всадник выставлялся не с десяти служб, а с десяти «дымов»: «изъ своих именей выправляли з десяти дымов пахолка на кони в зброи з древцом; и естли бы то всим вашой милости виделося трудно, ино бы зъ десяти служобъ два молодцы – конно, збройно»[51].
Известна окружная призывная грамота Сигизмунда от 24 мая 1514 г. о выступлении в поход на помощь Смоленску. В грамоте указывалось, чтоб все «были наготову на службу нашу на войну, и держали кони сытыи и зброи чистыи».[52] В листах отмечался и срок, к которому должно прибыть ополчение: «…кождый со своим поветом, тогож часу, ничого не мешкаючи на кони воседали и до Менска тягнули, на рок, на день святого Ивана».[53] День св. Иоанна Предтечи – это 24 июня. Листы касались «до князей, земян, бояр и панов» перечисленных поветов. Сам король выехал к месту сборов «месеца июля двадцать второго дня в суботу за неделю перед спасовыми запусты»[54].
Однако в «Актах Западной России» эта грамота из книги записей №7 была опубликована с сокращениями. Публикатор И.Григорович опустил одну из важных составляющих документа - адресатов (к грамоте был приложен реестр лиц, кому посланы листы)[55]. Между тем это самое важное - по адресатам можно определить, что призыв касался далеко не всех земель ВКЛ. Итак, перед нами первый акт канцелярии ВКЛ по созыву земского ополчения.
Если сравнить список адресатов с именами должностных лиц, то можно выявить командиров отрядов-почтов, которые должны были явиться на сбор. С земель ВКЛ предполагалось собрать хоругви следующих областей (в скобках указаны должностные лица на тот момент): Виленского воеводства[56](воевода Николай Николаевич Радзивилл), Гродненского и Ковенского поветов[57] Троцкого воеводства[58] (воевода и маршалок надворный Григорий Станиславович Остикович), земли Жемойтской(пан Станислав Янович Гаштольд), Волынской земли(маршалок волынской земли Константин Иванович Острожский), Дорогичинского и Бельского поветов воеводства Подляшского[59] (воевода витебский и подляшский Иван Семенович Сапега), Берестейского повета (староста берестейский Юрий Иванович Ильинич), Владимирского повета(староста владимирский Андрей Александрович Сангушка), Новгородского повета (воевода новогородский Ян Янович Заберезинский), Каменецкого повета(князь Семен Чарторыский)[60], Городенского повета(воевода городенский Юрий Николаевич Радзивилл «Геркулес»), Минского повета, княжества Пинского(князь пинский[61] Федор Иванович Ярославич).
Кроме всего прочего, своих воинов должны были прислать княгини Александорова и Слуцкая, митрополит Иосиф II Солтан, князья Свирские и Гедроцкие, князь Федор Чарторыский, князь Юрий Дубровицкий, князь Юрий Зенович, князь Федор Жославский. В отношении двух последних князей имеются особые указания. Жославскому предписывается самому прибыть в Минск («абы до Менска ехал»), а пен Зенович с отрядом должен был стоять на южном направлении («абы до Могилева ехал»).
В этом реестре обращает на себя внимание выборочность земель ВКЛ.В адресатах отсутствуют княжество Мстиславское, Подолье, воеводства Киевское, Полоцкое, Витебское и Смоленское.Почему окружная грамота затронула не все поветы и земли и не всех должностных лиц ВКЛ?
Дело в том, что к маю-июню 1514 г. часть населения некоторых пограничных поветов уже поднялась на защиту собственных территорий. К примеру, Смоленская и Витебская земля готовились своими силами к обороне от русских войск. В то же время назначенный полоцким воеводой Альберт Гаштольд со своим отрядом действовал у Великих Лук, где имел стычки с русским сторожевым полком Петра Елецкого[62]. Отряды с Киевского и Подольского воеводств должны были прикрывать южное (татарское) направление на случай резкого изменения внешнеполитической обстановки.
В ряд документов первой половины XVI в. сохранились свидетельства о количестве воинов, которое могли выставить с земель и городов. В свое время М.Довнар-Запольским были обнаружены и опубликованы две интересные росписи. Документы не имеют дат, но можно предположить, что они составлены в 1512-1513 гг, и, по крайней мере, имеют непосредственное отношение к военным приготовлениям того времени. Издатели 8-й книги Литовской Метрики датируют документы примерно 1512 годом[63].Среди них – «роспись городов с показанием поставленных ими на войну конных воинов». За короткой преамбулой «З местъ великого князства, што мають на войну посылати» перечислены 23 города, которые должны были выставить 1173 «коня». Интересен и второй документ, идущий сразу вслед за первым – «роспись поборов с городов, которые освобождены от военного похода». В росписи упоминаются 29 населенных пунктов. В актах указано, сколько мог выставить на войну тот или иной город - например, с Вильны до 500 коней, с Ковна 50, с Бельска 50, с Менска 20 и т.д.
Единственный сводным документом, в котором указана основная часть вооруженных сил Великого княжества Литовского первой трети XVI в. – перепись или «попис» войска 1528 г.[64] Группа переписчиков объезжала имения державцев и собирала все сведения относительно «маемости» каждого человека.
Слово «повет» в актах того времени применялось к различным правительственным округам различной величины и значения[65]. Хоругви, выставленные с той или иной области ВКЛ, существенно разнились между собой. Например, 189 бояр городенского повета в 1528 г. выставляли 243 коня, 106 земян берестейского повета – 165 коней, 34 владельца менского повета – всего 79 коней и т.д. Наибольшее число воинов выставляли Виленское (3605 ч.) и Трокское (2861 ч.) воеводства, Подляшье (1747 ч.), а также Жмудская земля (из 24 волостей - до 1839 «коней»)[66].
По самым оптимистическим прогнозам численность посполитого рушения с указанных округов, которых затрагивал призыв, включая почты князей-магнатов и панов-рады[67] («листы до панов рад» были также отправлены), могла достигать до 14000-16000 ч.[68] Эту цифру следует считать «мобилизационным максимумом». В реальности численности армии была меньше списочной численности за счет не явившихся по разным причинам, уклонившихся от службы, оставленных в гарнизонах или посланных в другие районы.
Посмотрим, какие имеются сведения о ходе самих военных сборов.
К 15 июню, т.е. за неделю до окончания срока сборов, державец жолудский князь Василий Полубенский явился со своим почтом в 50 коней[69] и одним из первых с отрядом в 511-526 конных (в том числе 94 «рацея» и 100 «ляхов Вольского» и 100-115 пеших) выдвинулся в район боевых действий[70]. Другой «дворянский реистр» датирован также 15 июня, принесен «от пана Яна, маршалка земского з Вилни» (имеется ввиду, скорее всего, Ян Николаевич Радзивилл). В нём перечислены 518 «коней»[71].
Но очень важным свидетельством низких темпов сбора для нас является еще один реестр, составленный 18 июля. Он перечисляет всего чуть более 1200 ч.[72] Спустя почти месяц после окончания срока сборов посполитое рушение, за исключением небольших контингентов, так и не собралось.
Указанные документы Радзивилловского архива отражают лишь один из этапов сбора литовского войска. До начала выдвижения армии навстречу русскому войску оставалось еще почти полтора месяца – пока в Минске стоял Сигизмунд, за весь июль и август могли собираться войска. Следовательно, за этот срок численность литовского контингента могла возрасти в несколько раз за счет прибытия новых ополченцев.
Однако ни один документ этого не подтверждает - мы встречаемся с привычной для XVI в. ситуацией, когда на призыв являлась небольшая часть ополчения (так было в 1512-1513 гг, во времена Стародубской войны 1534-1537гг.[73] и русско-литовскую кампании 1563-1570 гг[74]). За первую половину XVI в. шляхта ни разу не прибывала к месту сбора в точно установленный срок. Имелись случаи и уклонения от службы, и значительной задержки со сборами, несмотря на принятое решение жестоко карать тех, кто не поспеет к сроку на военную службу[75]. Некоторые города могли быть освобождены от похода путем уплаты определенных сумм, что неоднократно случалось во время войны (см. например, уже упомянутую «роспись поборов с городов, которые освобождены от военного похода» 1512 г.).[76] Многие могли отсутствовать на основании великокняжеских «вызволенных листов» с освобождением от службы. И, наконец, часть воинов не пошла с К.И.Острожским, а осталась с великим князем в Борисове (см. об этом ниже).
Подтверждают очень низкую явку на сборы и письма епископа Перемышльского Петра Томицкого и Сигизмунда Казимировича, датируемые 18-26 июля[77]. В них указываются такие негативные качества, как на медлительность и лень шляхты. Отметим, что письма написаны спустя месяц поле окончания срока сборов.
Явно раздражённые нотки в посланиях великого князя Литовского и епископа Петра Томицкого, касающихся промедления со сборами[78], могут служить утверждением того, что численность посполитого рушения существенно не возросла к концу августа, когда войско выдвинулось к Орше. Армия Сигизмунда начинает движение лишь после того, как к ней присоединились хоругви поляков-добровольцев.
Итак, нет никаких оснований считать, что в поход выступило 14000-16000 посполитого рушения – т.е. весь мобилизационный максимум. Наоборот, при пристальном рассмотрении вырисовываются очень низкие показатели сборов.
Помимо боевых частей, в походном войске присутствовало большое количество прислуги – «обозная челядь». Но её численность нам не известна, и подсчитать даже приблизительное количество не представляется возможным. В разных исследованиях состав обоза определяется от 2000 до 16000[79] телег.
В войске присутствовали небольшие саперные подразделения под руководством Яна Башты[80], которым позже удалось соорудить переправу через Днепр - понтонный мост шириной не менее 3 м.

На картине «Битва под Оршей», которую ещё называют «энциклопедией вооружения», в центре перед строем пехоты показаны одиннадцать пушек-серпентин. Ещё две пушки нарисованы в засаде в ельнике. Кроме того, имеется изображение на переднем плане (на мосту) большой пушки-кулеврины калибром до 200 мм[81], что намекает на применение в полевом сражении тяжелых орудий. Тем не менее использование крупнокалиберных кулеврин всё же под сомнением: когда после битвы К.Острожский пошёл на Смоленск, в его войске не было «стрельбы великой», т.е. больших орудий[82].
На гравюре из книги М.Бельского «Хроника всего света» 1564 г.[83] изображены три длинноствольных орудия – очевидно, те самые фельдшланги. Но количество артиллерийских стволов и прислуги, задействованных в сражении, подсчитать практически не возможно. Никаких упоминаний о сборе артиллерии в 1514 г. нет. Можно лишь для сравнения отметить, что во времена великого князя Александра в полевом войске насчитывалось до 20 стволов[84]. В любом случае, число саперных и артиллерийских подразделений в войске вряд ли превышало несколько сотен человек.
Если учитывать почты панов-рады и магнатов (некоторые отряды знатных вельмож могли насчитывать по нескольку сотен воинов), которые не фигурируют в сохранившихся реестрах 1514 г., то ориентировочные вычисления показывают, что в Борисове к 30 августа могло собраться в самом лучшем случае половина от планируемого количества—не более 7000-8000 литовского ополчения.
Таким образом, верхний предельный размер объединенной армии в 1514 г. мог быть примерно следующим:
Польский и наёмный контингенты:
—до 6663 ч. наёмников (из них 3000 пехоты)
—до 500 ч. в надворной хоругви В.Самполинского
—до 2000 ч. добровольцев Яна Тарновского
Посполитое рушение:
—до 8000 ч. (поветовые хоругви, отряды магнатов и почты панов-рады).
Всего на смотре на борисовских полях могло присутствовать до 16000 ч. Необходимо также учитывать тот факт, что из этого числа при Сигизмунде Казимировиче в Борисове осталось не более 4000 воинов - паны-рада и их почты. В битве они не участвовали. Об этом мы узнаем из писем Якоба Пизона (от 26 сентября того же года)[85] и сочинения С.Гурского[86]. Следовательно, максимальное количество воинов на Оршанском поле могло быть всего до 12 000 ч.
Кроме всего вышесказанного, следует привести косвенные доказательства того, что размер объединенной армии не был таким, каким его описывали хронисты XVI в. Приёмы «военной логистики» позволяют подтвердить наше предположение о небольшом размере литовского контингента в Оршанской битве.
Так, накануне сражения основной части кавалерии поляков удалось «за три часа весьма быстро переправиться на другую сторону и построится в боевой порядок»[87]. Не стоит лишний раз объяснять, что перейти по броду и по понтонному мосту за такое короткое время большим массам конницы и пехоты совершенно невозможно.
В официальном описании кампании 1514 г. говорится следующее: «Предводитель князь Константин Острожский, который победил в 36 схватках, был главнокомандующим королевского войска, Георгий Радзивил возглавлял литовцев, Януш Свирчевский - поляков, а придворной когортой начальствовал Альберт Самполинский. Добровольцы из поляков, молодежь из знатных семей, а также наёмные воины встали в первые ряды, литовцы на правом крыле, поляки и королевские придворные на левом, а пехота и бомбарды были собраны вместе»[88]. Фактически такую же диспозицию рисуют другие хроники: князь К.И.Острожский литовское ополчение «на правый фланг поставил», а «пушки и другую стрельбу справно расставил». Заняли свое место «несколько рот с павезами», жолнеры и господские почты[89]. Получается следующая диспозиция: литовский контингент на правом фланге возглавил Ю.Радзивилл («Геркулес»). В центре встали наёмник Спергальдт со своей пехотой, и конные наёмные роты Януша Сверчовского. Он же и возглавил все польские соединения. Левый фланг состоял из хоругвей польских рыцарей-добровольцев («гуф знатный» Яна Тарновского) и надворной хоругви под командованием В.Самполинского. Но почему-то в ряде изданий, в частности в коллективном труде Варшавского военно-исторического института литовские войска по какой-то причине показаны на левом фланге, а польские – на правом[90]. Данная схема присутствует в нескольких современных польских работах[91]. На наш взгляд она не подтверждается основными источниками.
Сам факт того, что польские добровольцы и наёмники заняли основную часть боевого построения - и центр, и левый фланг (их общая численность насчитывала до 8000-9000 ч.), а литовцы только правый фланг, свидетельствует о том, что последних, с учетом оставленных в Борисове, не могло быть более 4000 ч. Здесь следует отметить, что местность, занимаемая правым флангом, изобилует естественными преградами – оврагами и ельниками[92]. Именно в ельнике Острожский и устроил артиллерийскую засаду, которая во время битвы внесла смятение в ряды русских воинов. Её действие в узком дефиле на правом фланге отмечено в русских летописях: «…а место пришло тесно, и биша из лесов (выделено мной – А.Л.) великого князя людей, и убиша ис пушки в передовом полку воеводу князя Ивана Ивановича Темку Ростовского»[93]. На Оршанском поле, в силу топографических особенностей, не могли разместиться огромные массы конницы.
И, наконец, последнее. После битвы К.И.Острожский не пошёл сразу за отступающим противником – преследование ограничилось берегами Крапивны. Князь двинулся к Смоленску лишь тогда, когда получил «подкрепление в 4000 воинов» от Сигизмунда Казимировича из Борисова[94]. Всего к крепости выдвинулось 6000 ч. То есть из состава литовского полевого войска, участвовавшего в битве, с Острожским пошло всего не более 2000 ч. На поле сражения с трофеями остались часть рушения, наёмники и польские добровольцы. Донесения современников, а среди них и упомянутое свидетельство Я.Пизона, в очередной раз служат доказательством предположения о более скромных размерах полевой армии ВКЛ в 1514 г.
Вполне закономерен вопрос – откуда же взялись цифры нарративных свидетельств в 25 000, 30 000, 33000, 35 000 воинов? Очевидно, здесь мы сталкиваемся с отголосками пропаганды канцелярии Сигизмунда Казимировича. Следует обратить внимание на условия, при которых создавалась масштабная ягеллонская пропаганда. Рассказывая о разгроме «Москвы», численность которой «всем известна» (80 000), необходимо было продемонстрировать европейцам (в том числе и потенциальным врагам — тевтонскому магистру, например) грандиозность сражения, показать сильную духом армию короля, сплоченную общими интересами и ненавистью к тьмочисленным варварам. Вообще, в публицистике тех лет отсутствует какая-либо целостная картина состояния польско-литовской армии. Даже в своих письмах и посланиях Сигизмунд не придерживался единых цифр. Данные брались совершенно произвольно, и вряд ли у нас имеются основания доверять тем или иным сведениям, вышедшим из под пера королевской канцелярии с одной целью – произвести грандиозное впечатление[95].
Таким образом, мы полагаем, что заявленная в нарративных источниках численность польско-литовской армии в 30000-35000 является завышенной как минимум в 2-2,5 раза. По своим размерам Оршанская битва, конечно же, была крупным сражением – она вошла в историю как «Великая битва». Однако силы противодействующих сторон были значительно меньше тех цифр, которые указаны в сочинениях XVI в. Анализ «мобилизационных» документов и состава воинских контингентов (наёмников, «добровольцев» Короны и посполитого рушения) приводит к убеждению, что максимальный размер объединенной армии, выставленный 8 сентября 1514 г. на Оршанском поле мог достигать всего 12000 ч. Им противостояло приблизительно такое же число русских воинов[96]. Победа в упорном сражении досталась лучше вооруженной и тактически подготовленной стороне.